Парижские очереди
Очереди в столице Франции выстроились с пяти утра. До семи улетело 700 тыс. номеров. Новую порцию обещали привезти в семь тридцать, но и час спустя ее все еще продолжали ждать. «Я обошла уже семь киосков, везде очереди», - говорит женщина с тележкой для покупок. «А еще уверяли, что это коммерческий трюк, - возмущается мужчина. - Какая же это коммерция, такие же охламоны, как всегда». «Должны вот-вот подвезти, - успокаивает другой. - Сказали, что будут продавать в течение 15 дней, всем хватит». - «Но хочется же сегодня!»
«Выпуск выживших» - тираж Charlie Hebdo достиг 5 млн
После расстрела редакции было решено, что журнал должен выйти без задержки - наутро, как всегда. Выжившие журналисты переехали в редакцию Liberation. Самая левая из больших газет согласилась их приютить. Накануне на короткой пресс-конференции создатели нового номера объяснили, чего нам следовало ждать. Никаких некрологов и вообще слез и соплей, потому что «это не в духе Шарли». Были обещаны работы всей привычной команды, как живых, так и мертвых, в том числе Шарба, Волински, Тинюса, Кабю.
На журнал записывались заранее. Его заказали книжные магазины даже тех стран, где его никогда не читали, - часть тиража улетит в Америку, часть уедет в Британию. В частично франкоязычных Канаде, Швейцарии, Бельгии готовятся продать в десять раз больше, чем обычно. О франкоязычной Африке благоразумно промолчали.
фоторепортаж
Захват заложников во Франции
Обложку мемориального Charlie Hebdo с плачущим пророком Мухаммедом, говорящим «Я - Шарли», нарисовал штатный карикатурист Люз (Реналь Лузье). Утром 7 января ему повезло, потому что он в очередной раз опоздал на редколлегию и разминулся с братьями Куаши. Люз, кстати, очень скептичен относительно судьбы журнала: «Считается, что Charlie погиб за свободу выражения мнений. Нет, моих друзей просто убили, вот и все». Он уверен, что их стошнило бы от приторных почестей, которыми их потчевали последние дни. Он не за мемориал, а за живой Charlie, вот только не знает, как журналу жить дальше, когда сочувствие рассосется. И просит всех, кто покупает в киосках номер, купить еще и другие газеты, потому что печать - последнее, на что остается надеяться. Печать, а не интернет.
В интернете общество разделилось. Рядом с девизом «Я - Шарли» появились «Я - не Шарли» и даже «Я - Куаши». Пусть даже на 20 тыс. «Куаши» приходится 5 млн «Шарли». Власти, которые не смогли предотвратить теракт, сейчас отыгрываются на блогерах, их находят и судят, а они объясняют, что сделали это по глупости и даже если и призывали к насилию, то случайно. Вот и комику Дьедонне грозит процесс за то, что на своей страничке в Facebook он написал: «Я чувствую себя Шарли Кулибали». И тем самым поставил погибших журналистов в один ряд с одним из террористов. Комик под арестом.
А пока объявили, что тираж специального номера поднимут до 5 млн экземпляров - почти как у советских газет во времена ЦК КПСС.
Буря в предместье
В парижском пригороде Женвилье я стою у дома N17 на улице Бали. Перед улицей - панно с мечтательным чернокожим мальчиком и цитатой: «Мы сделаны из вещества того же, что и наши сны…» (Шекспир. «Буря»). Улица пуста и спокойна, как будто бы сюда не приезжали в дни терактов полицейские группы захвата.
В этом подъезде в квартире на пятом этаже жил с женой Шериф Куаши, отсюда он отправился вместе с братом Саидом убивать журналистов. Пришлось убить еще и двух полицейских, одного из них - единоверца, ограбить водителей машин, запереться в типографии и нарваться на спецназ, который менее чем за минуту показал им, что состоит вовсе не из юмористов.
фоторепортаж
Стрельба в редакции Charlie Hebdo
О таких покойниках - либо плохо, либо ничего. Так мы привыкли. Но соседи по дому N17 не видели от Шерифа никакого зла. Они говорят о нем как о скромном, спокойном молодом человеке, всегда готовом помочь. Так же хорошо отзываются о его жене, которая, впрочем, появлялась на людях только в никабе. Возможно, в других местах это бы вызвало большее любопытство, тем более что во Франции женщинам запрещается закрывать лицо в общественных местах, но в Женвилье большая мусульманская община.
Здесь селились алжирцы, приехавшие во Францию после войны. На внешнем виде города это никак не сказывается, если не считать фастфуда Halal Fried Chicken и брассери «У Акила» с кускусом на вынос. Есть своя мечеть, стоящая на улице имени писателя-коммуниста и главреда довоенной L`Humanite Поля Вайян-Кутюрье, но на одну мечеть - шесть церквей, католических и протестантских.
18 район: где выросли братья Куаши
Мечеть, большое современное здание со следами вечного недостроя, заперта в те часы, когда нет молитв. Точно так же закрыта находящаяся в 100 м церковь Сен-Жан. Разница лишь в том, что на ограде Святого Иоанна висит листок с патриотическим призывом по поводу терактов, а на стене мечети ничего нет.
Никто ее не охраняет, хотя после расстрела редакции на мусульманские центры во Франции совершено более 50 нападений. Мечеть в Женвилье считается прогрессивной: здесь неизменно напоминают правоверным о важности интеграции во французское общество. Поэтому запомнили Куаши: однажды он возразил имаму и покинул молитвенный зал. Здесь о братьях говорят с досадой. Мало того что из-за них тень легла на всю общину, они вновь показали, что с радикалами мирным мусульманам еще труднее найти общий язык, чем с соседями-католиками.
Школа выживания
На стене школы в Женвилье - благодарственная мемориальная доска в честь завершения войны в Алжире. Зато мосты, которые ведут из предместья, имеют другие надписи - в память о событиях 1961 года, убийствах полицейских в Париже и яростных демонстрациях 17 октября, когда алжирцы шли маршем на столицу. На мосту их остановила полиция, била дубинками, сбрасывала в реку, многие погибли. За это дети и внуки иммигрантов, куаши и кулибали, готовы сейчас предъявить новый счет.
Бывший президент США нашел плюсы в нападении на Charlie Hebdo
На школьных воротах висит объявление: «Мы против невежества и варварства, за свободу и демократию. Наша школа - Шарли». Надпись надписью, однако по всей Франции учителя сталкивались с агрессией во время минуты молчания. Ученики не молчали. Они говорили о том, что журналисты сами виноваты, что их предупреждали по-хорошему (имея в виду поджог редакции в 2011 году), так что они сами напросились. Официально подобные истории зарегистрированы в 70 школах из 64 тыс. в стране, но таких случаев явно больше. Министр образования Нажат Валло-Белькасем специально просила учителей разъяснить ученикам смысл событий, но тем уже все разъяснили родители: «Журналисты оскорбили пророка».
Изменится ли после минуты молчания отношение 5 млн французских мусульман к журналу с Мухаммедом-Шарли? Вряд ли. Президент Объединения исламских организаций Франции уже ответил газете Le Figaro, что мусульмане, конечно, не намерены стрелять, но оскорблены и снова подадут в суд.
За тем, как встречали этот номер в парижском пригороде Женвилье, где жили расстрелявшие редакцию братья Куаши, наблюдал корреспондент «Ъ» АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ.